1. Под заголовком “Фантастический июль” напечатаны списки анонсов – издающихся в Польше книг и комиксов, а также кинофильмов, DVD, настольных и компьютерных игр и телесериалов, даты конвентов (стр. 2–-3). Списки комментирует Ежи Жимовский.

2. В рубрике “Publicystyka” напечатана статья Пшемыслава Пененжека/Przemysław Pieniążek “Sezon Lowców/Сезон Охотников” (стр. 4—6) о яутджа-охотниках, называемых также Хищниками. Мы к ней вернемся.

3. В этой же рубрике “Publicystyka” под названием ”Odszedł Conan Malarz/Ушел Конан-художник» напечатана небольшая статья Вальдемара Мяськевича/Waldemar Miaśkewic о знаменитом художнике ФРЭНКЕ ФРАЗЕТТЕ/Frank Frazetta (стр. 8—9). Мы к ней вернемся…

4. И еще одна статья в рубрике “Publicystyka” – польских журналистов Агнешки Хаски/Agnieszka Haska и Ежи Стаховича/Jerzy Stachowicz “Pozornie zmarli czyli poczekalnie I supertrumny» – вторая часть статьи о разного рода странных изобретениях, повествует о воистину странном поветрии, охватившем полмира в конце XIX и начале XX века – сигнальных устройствах в гробах и склепах, устанавливавшихся там на тот случай, если погребенный человек очнется (ну, например, от летаргического сна) (стр. 10—11). Не будем мы к ней возвращаться, только метку поставим…

5. Небольшая статья Рафала Сливяка/Rafał Śliwiak “Najdłuższa podróż Poula Andersona/Самое длинное путешествие Пола Андерсона” публикуется по случаю приложения – повести «Настанет время» -- изданного вместе с этим номером журнала (стр. 12).

6. И последняя статья из рубрики “Publicystyka” – чешского журналиста Мартина Файкуса/Martin Fajkus “Fantastyka dzisiaj w Czechach i na Słowacji/Современная фантастика Чехии и Словакии” (стр. 14—16) – разумеется, к ней мы вернемся … И здорово потопчемся (не на ней, а около).

7. В рубрике “Felieton” размещена очередная рецензия Лукаша Орбитовского – на фильм “Never Sleep Again” реж. Дэниела Фаррандса и Эндрю Кэша (США, 2010) (стр. 78). Вернемся…

8. В рубрике «Рецензии кино» Мацей Паровский/Macej Parowski находит фильм “Metropia” реж. Тарика Салеха (Швеция, 2008) весьма эрудированной, но скучной антологией цитат, сосредоточенной скорее на эстетике, чем на эмоциональном, динамическом и визуальном раскрытии заявленной социологической темы;

Иоанна Кулаковская считает, что постановщики фильма “Prince of Persia: Sands of Time" (реж. Майк Невелл, США, 2010), экранизировав популярную компьютерную игру, неплохо позабавились сами, развлекая зрителя;

Пшемыслав Пененжек/Przemysław Pieniążek хоть и признает некоторые достоинства фильма “Shrek Forever After” (реж. Майк Митчел, США, 2010), высказывает надежду на то, что этот (четвертый!) фильм франшизы станет последним (стр. 72, 74).

9. В рубрике «Рецензии DVD» Ежи Жимовский/Kamil Śmiałkowski обозревает диск с фильмом “The Broken” (реж. Шон Эллис, Франция-Великобритания, 2008) (стр. 75).

10. В номере также рецензируется игра “Dungeon Lords” (стр. 77).

11. И две рецензии на комиксы (стр. 76). К ним мы вернемся позже.

(Продолжение следует)

16. В рубрике “Publicystyka” напечатана статья польских журналистов и литературоведов Агнешки Хаски (Agnieszka Haska) и Ежи Стаховича (Jerzy Stachowicz), которая носит название:

Каждый любитель фантастики был очарован в детстве изобретениями, улучшающими повседневную деятельность. Некоторые даже мечтали, что, когда вырастут, изобретут что-то гораздо лучшее, чем говорящий тостер или стиральная машина с самогладилкой. Наши прадеды были такими же.

Мечты о революционных изобретениях, щедрых лицензионных сборах и славе спасителей человечества вызывали неустанную головную боль у сотрудников Патентного ведомства, читавших сложные технические описания инноваций. К сожалению, человечество обычно не признавало гениальных идей, и описания изобретений складировались в чуланах ведомственных учреждений. Давайте представим, что случилось нечто иное. Возник дивный новый мир забытых изобретений. Как бы выглядел день человека будущего согласно архивам патентных ведомств?

Во-первых, кровать

Забудьте о кроватях с балдахинами и колоннами и даже о диванах. Изобретатели превосходили друг друга в изобретении новых складных кроватей, которые «благодаря своей легкости и небольшому объему в сложенном виде, а также быстрому раскладыванию» занимали мало места, были дешевы, а также могли использоваться в качестве шезлонгов и стульев во время поездок. Эти кровати обычно были деревянными — с натянутым брезентом или холстом, подгонялись под нужный размер «нюрнбергскими ножницами», т. е. системами перекрещенных рычагов, соединенных между собой шарнирами, подвижными крестами и сложной системой крючков. Из этого не следует, что они были грубыми и не слишком роскошными, например кровать Эдмунда Зажицкого, запатентованная в 1936 году, даже имела столик, прикрепленный к изголовью, пригодный скорее для размещения крема в тюбике, а не ночной лампы.

Изначально эти кровати должны были размещаться в футлярах умеренно комфортных размеров, прикрепленных к чемоданам. Вскоре, однако, были запатентованы чемоданы, которые можно было трансформировать в кровати. Например, кровать Юлиана Поповича 1938 года имела две версии: классическую деревянную и deluxe с металлическим каркасом. Чтобы уставшему путешественнику было комфортнее спать, изобретатель оснастил чемодан «надувными резиновыми подушками, помещенными в закрытую сумку между ее дополнительными сторонами». В свою очередь, в 1937 году в Австрии был запатентован чемодан для загородного отдыха, в котором помимо кровати можно было разместить также «купальные принадлежности, столовую посуду и другие аксессуары».

Конечно, складные кровати не прошли проверку на комфортность отдыха. Для тех, кто мог заболеть ишиасом или люмбаго из-за сна на таких чемоданных ложищах, доктор Кароль Майер из Познани в 1934 году запатентовал вращающуюся кровать, а точнее, прикрепленный к кровати (в виде ящика с пружинами, выстеленного внутри матрацами, с крышкой, снабженной отверстиями для лица и рук), «приводной, вибрационный и регулировочный механизм»), причем кровать могла «вращаться без вибраций или с вибрациями». К сожалению, она не была предназначена для переноски.

Во-вторых – гигиена

В случае санитарных приспособлений учитывалась и экономия пространства: было замечено, что «в небольших квартирах туалеты, ванны и умывальники занимают слишком много места и вызывают инвестиционные затраты, доля которых в стоимости строительства слишком высока». Поэтому были изобретены складные ванны, выдвижные душевые кабины и переносные бани, подобные той, которая была запатентована в Германии в 1916 году. Это эпохальное оборудование имело цилиндрическую свертывающуюся стенку «в виде гофрированного толя» и собственный подогрев в виде спиртовой горелки. Более поздние изобретатели, как правило, сосредотачивались на более безумных гигиенических компактных изобретениях, состоящих из унитазов, умывальников, душевой установки, биде и ванночки для мытья ног «в одном флаконе», как, например, в приспособлении венгерского изобретателя Теофила Макрейга, запатентованном в 1934 году. Условием было найти источник воды и место спуска сточных вод, а затем все просто; можно было опустить умывальник над раковиной унитаза или сдвинуть биде, а благодаря трубкам сверху и по бокам унитаза можно было принять душ или помыть ноги на выдвижной решетке со сливными трубами. Изобретатель также предусмотрел радиатор, обеспечивающий горячую воду. Жаль, что ни польские, ни венгерские железные дороги не воспользовались этим изобретением.

Не было забыто при этом, что человек будущего может страдать от различных гигиенических проблем – например, избавиться от колтунов и перхоти ему должна была помочь «расческа, оснащенная внутренней системой трубок и предназначенная для мытья и электризации головы, а также для окрашивания волос» Владислава Климецкого из Варшавы. «При мытье головы перхоть удаляется этой расческой за счет механического воздействия зубцов и одновременного ополаскивания». Тем, кто хотел более сильных ощущений, изобретатель сообщал, что «с целью электрификации достаточно соединить расческу с источником электричества с помощью включения контакта № 8». А если вы решили воспользоваться услугами парикмахера или брадобрея, чтобы обезопасить себя от воздействия его несвежего дыхания, предлагалось использовать специальное «накрытие головы указанного куафера, оснащенное отводными трубками и мундштуком, зажимаемым им в зубах».

В-третьих – одежда

После того, как вы воспользовались гигиеническими средствами, можете начать одеваться. Современный человек, неважно мужчина он или женщина, носил конечно, модные, удобные брюки. Однако он не использовал такое устаревшее приспособление, как ремень: «ремни из кожи или подобного материала имеют тот недостаток, что из-за своей жесткости травмируют тело и, чтобы предотвратить спадание брюк, верхняя кромка такого ремня должна подпирать пуговицы брючной поясной тесьмы». Именно по этим причинам современный человек выбрал превосходный и снабженный хорошо запоминающимся коммерческим названием «держатель брюк», запатентованный господином Виттигом из Вольного города Данцига в 1925 году, который характеризовался тем, что «брюки удерживались эластичным ремнем, подвешенным своими округлыми концами на крючках, прикрепленных к клиновидному вырезу, расположенному с обеих сторон брючной поясной тесьмы».

Учитывались и погодные условия, ведь «в условиях слякоти и прочей непогоды каждая женщина должна была носить башмаки с высоким голенищем», а зимой дополнительно гетры, чтобы согреть ноги. Однако «в теплое время года башмаки с высоким голенищем кажутся слишком тяжелыми и быстро утомляют, а указанные гетры, закрывающие всю ногу, излишне ее согревают»: ношение же туфель и чулок сопряжено с возможностью «опрыскивания уличной грязью» и таким образом женщины рискуют простудиться. Конец этим мучениям положили «открытые гетры» — датированное 1923 годом изобретение Констанция Новака. Такие гетры «предохраняют ногу от брызг и имеют ту особенность, что прикрывают ногу лишь наполовину сзади», а также дополнительно снабжены крепежными деталями, предотвращающими их опадание. При необходимости можно было также использовать «предохранитель чулочной пятки» Маргарет Тойснер из эластичного материала, который предотвращал истирание пяточной части чулка, образование в нем дырок и неустанную беготню в ремонтную мастерскую.

Четвертое – путешествия

Хорошо экипированный инспектор Гаджет-из-Чулана наконец-то мог отправляться в путешествие. Если оно было длительным и поездка производилась Люксторпедой, то, вероятно, было целесообразно брать с собой кепку с вмонтированной в нее «подкладкой под голову для путешественников» Пауля Адольфа из Бытома. Ибо «в задней части кепки имелся достаточно большой карман, в который можно было положить подушечку для головы» -- просто и гениально. Религиозным людям, помимо складной кровати, умывальника и соответствующей одежды, рекомендовалось также взять с собой складной карманный коленопреклонитель. Потому что стоять на коленях «на паркетном полу или на земле неприятно по многим причинам», а молящийся подвергается риску простуды и обострения ревматизма, а кроме того, заражения микробами из-за «подкладывания носовых платков под колени». Предлагаемый наколенник был изготовлен из ваты и ткани на гибкой резиновой основе, помещался в сумочке или кармане и был запатентован в 1931 году.

Люди будущего непременно жили бы в стране широких автомагистралей и поэтому часто выбирали бы автомобиль вместо поезда. В таком случае овладением навыками шофера способно было помочь «устройство для обучения вождению автомобиля», изобретенное в 1926 году Эдмундом Птатчеком и Альфредом Хюкелем, жившими в Вене. Согласно их патенту, «устройство заключается в том, что привод двигателя переносится, предпочтительно посредством передних колес автомобиля, на ременную ленту, которая движется навстречу». Чтобы обеспечить такие же ощущения, как в «Need for Speed», это устройство можно было подключить к «кинематографическому аппарату». На автомобиле также можно было бы ездить по бездорожью и добираться до мест, где цивилизация не достигла достаточного уровня развития, особенно в борьбе с преступностью. Тогда пригодилась бы ловушка для угонщиков автомобилей, установленная под водительским сиденьем – патент американца Т.Н. Баргхарта, выданный в 1921 году. Ничего не подозревающий преступник, садясь за руль, активировал телескопическую конечность, которая, выдвинувшись из-под сидения, хватала преступника за щиколотку в результате чего незадачливый угонщик вынужден был дожидаться приезда полицейских, не двигаясь с места.

В эпоху автомобилей путешествовать на велосипеде предпочитали только эксцентрики. Однако даже они использовали новейшие устройства для обеспечения безопасности. Одним из наиболее бросающихся в глаза стал «доспех велосипедиста» Фрэнка Марковски (США), запатентованный в 1915 году. По внешнему виду и техническим характеристикам костюм больше напоминал противоперегрузочный костюм пилота F-16, чем узкие шорты Шурковского. Он был цельным, с прилаженным к нему шлемом; поверхность костюма была покрыта спиральными резиновыми трубками, наполненными сжатым воздухом и предназначенным для защиты велосипедиста. Воздух в трубки накачивался обычным велосипедным насосом через клапаны, расположенные на бедрах и манжетах.

Однако если бы наш герой захотел отправиться в поистине футуристическое путешествие, он, вероятно, выбрал бы модель, запатентованную в 1931 году в США Анхелем Матео. Самолет в форме петуха с большим пропеллером в носу – вот то транспортное средство, которое способно был бы произвести неизгладимое впечатление на коллег и дам. Это впечатление могло быть усилено облачением пилота в специальный спасательный костюм Михаэля Киспетера (1915 г.). Этот костюм слагался из элегантного жилета, который, в случая падения воздухоплавателя в воду, не позволял бы ему утонуть благодаря встроенным воздушным камерам и чему-то вроде своеобразного парашюта, раскрывавшегося вокруг костюма на высоте груди. Завершал все это металлический шлем в форме ведра, прикрепленный к плащу и содержащий пружину, поглощающую силу возможного удара о землю.

В-пятых -- патентные претензии

Несмотря на все эти приспособления и ухищрения, изобретатели не могли защитить пользователя от неправильного использования им изобретенных устройств, поэтому риск смерти из-за защемления в чемодане или слишком сильного удара головой о выдвижной душ был высок. Однако, учитывая несовершенство медицины, было неизвестно, действительно ли индивидуум мертв, поэтому можно было попытаться изобрести нечто, благодаря чему гипотетически мертвым давался второй шанс. Подробнее об этом в следующем выпуске.

19. На стр. 12—13 размещена вторая часть статьи Агнешки Хаски и Ежи Стаховича «Изобретения из чулана». Она носит название:

Как мы уже упоминали в предыдущем выпуске, над Вислой автоматические устройства предпочитали жить на страницах литературных произведений, а не в домах изобретателей. Мы создали в нашей польской довоенной фантастике весьма интересных искусственных людей еще до того, как в наш язык вошло слово «робот».

Что интересно, польские автоматические устройства обычно предназначались для более высоких целей, чем ходьба, письмо, игра в шахматы и курение сигарет -- на кону обычно стояли Честь и Отчизна, причем упор делался на последнее. Однако это не мешало писателям использовать их скорее в юмористическом, чем в мрачно-серьёзном контексте.

Почему эту функцию не может выполнять автомат?

Первого польского искусственного человека поставил под ружье аптекарь и философ Францишек Пик (Franciszek Pik), более известный как писатель и переводчик Францишек Мирандола (Franciszek Mirandola). В 1918 году в краковских «Масках» (“Maski”) был опубликован рассказ Мирандолы «Искусственный солдат» (“Sztuczny żolnerz” – 1918, “Maski”, 15; 1985, ант. “Król Powietrza”).

Военная тематика была как нельзя более своевременной. Герой рассказа — скромный судебный писарь (протоколист) Протазий Кулас, призванный на службу в императорско-королевскую армию. Там Протазий встретил любителя солдатского юмора майора фон Мумпица и, благодаря своей фамилии, был направлен на работу на фабрику протезов для инвалидов войны в Чехии. Оказалось, это было именно тем, о чем мечтал наш герой. Ибо Протазий был не простым человеком, но «снаружи писарем, а внутри — гениальным изобретателем». Как всякий уважающий себя доморощенный изобретатель того времени, он работал в полной конспирации, храня в своей скромной квартире в Мендзикове папки с проектами необычных устройств, в том числе «ходулей с электроприводом для переправы через реки, горы, пропасти; пули, способной лететь на бесконечное расстояние вследствие нулевого сопротивления воздуха (...) аэроплана без крыльев, астроплана, скользящего по межзвездным пространствам», и «пушечного ствола весом меньшим, чем вес сигары». Протазий надеялся, что работа на фабрике несколько расширит его практические навыки в создании изобретений, и не собирался выходить за рамки чего бы то ни было. Но однажды он подслушал разговор между женщиной и офицером о фантастической идее создания искусственного солдата. Как это обычно бывает с гениальными людьми, ночью его посетило необыкновенное видение, раскрывающее принципы работы предков «электронного убийцы». Искусственный солдат создан из «тонких металлических планок. Его руки и ноги движутся благодаря сильно разветвленной системе тяжей и рычагов. На месте желудка у него установлена небольшая динамо-машина, приводящая эту систему в движение (…) Голова солдата имеет пружинный шарнир на шее, чтобы она после попадания пули падала назад и тут же возвращалась на место. В тонких когтях своих рук-протезов этот солдат держит небольшой, но чрезвычайно точно стреляющий автоматический карабин. Помещенная в груди лента с патронами к этому карабину автоматически продвигается», а к каждой ноге подключался длинный кабель дистанционного управления.

Протазий быстро конструирует машину и благодаря поддержке польского офицера, открывшего талант бывшего протоколиста, обретает возможность испытать первый, прототипный взвод искусственных солдат. Презентация их навыков происходит под бдительным оком генерала, который восторгается новым изобретением. К сожалению, весьма недолго, потому что «внезапно шеренга остановилась, карабины упали на землю, и все искусственные солдаты вскинули обе руки вверх», а затем механической войско сбежало с полигона, не обращая внимания ни на какие приказы со стороны начальства.

Так завершается первый мятеж боевых роботов в польской литературе. Вместо того, чтобы убить своих создателей, машины-убийцы миролюбиво дезертируют. Самое интересное — то объяснение произошедшему, которое находит генерал. Из чего были построены искусственные солдаты? Из чешской стали, проникнутой миролюбивым духом этого народа. «Из чешской стали? Что вы говорите? Так-так… я начинаю понимать… похоже, тут все дело в характере материала».

Автоматы продают нам бутерброды

В пантеоне польских вымышленных роботов почетное место, конечно, занимает президент Платан, придуманный Яном Карчевским (Jan Karczewski) в романе «Високосный год» (“Rok przestępny”, о нем мы писали в “Nowa Fantastyka” 12/2008). Это типично польское механическое решение спора о властных полномочиях между правительством и президентом, имело, однако, достойного конкурента в лице царя Никодема. Этот правитель появился в театре как герой политической сатиры, написанной двумя авторами, дружившими еще со студенческих времен — важным литературным деятелем межвоенного периода, писателем и публицистом Фердинандом Гëтелем (Ferdynand Goetel)

и художником РАФАЛОМ МАЛЬЧЕВСКИМ (Rafał Malczewski).

Премьера «Короля Никодема» (“Król Nikodem”) состоялась в 1930 году во Львовском театре “Rozmajtości”. Пьеса, как и роман Карчевского, резко высмеивала тогдашнюю власть во главе с президентом Мостицким, что сделало ее очень популярной.

Дело происходит в 2000 году в «могучем государстве», где на стенах висят портреты Никодема I, написанные Теодориком Виткевичем, внуком Виткация. Титулярный монарх, хотя и обожаемый народом, скрывает тайну: «У нашего короля есть определенная особенность, которая его отличает... совершенно особенная слабость, которая также является его величайшей добродетелью. Наш король, пан адъютант... как бы это сказать... наш король (...) Он не человек! (...) Царь Никодим — автомат, построенный из каких-то неведомых нам металлов!» Конечно, о тайне знают лишь немногие. А началось все в памятный 1980 год, когда в стране царил хаос, ею сотрясали забастовки и изнуряли неустанные смены власти. Тогда-то дама по имени Хлоя нашла чудесный выход из кризиса: украла у мужа, изобретателя Рыбака, его последнее творение -- искусственного человека и предложила представителям самых важных политических фракций посадить его на трон. Идея была встречена с восторгом, поскольку машина «превзошла наши самые смелые ожидания (...) у нее была благородная осанка, цветущий цвет кожи и достойное выражение лица, и им можно было руководить с помощью крохотного передатчика, удерживаемого в ладони. (...) Могли ли мы мечтать о лучшем кандидате на пост короля!» Правление воистину железной рукой имело дополнительные технические преимущества. Благодаря прочному корпусу король устойчив к ужасным событиям, обычно устрашавшим властные структуры, то есть убийствам. Никодем попросту не кланялся пулям, а большинство агрессивных революционеров после неудавшихся попыток убить короля впадали в шок и становились ярыми сторонниками монархии.

Предприимчивая Хлоя стала музой группы деятелей, удерживающих власть, или, вернее, удерживавших властителя, потому что Никодем содержится у них в большом футляре и извлекается оттуда только на время исполнения служебных обязанностей. Ее мужа постигла худшая судьба. Рыбак хотел вернуть себе изобретение, поскольку считал политиков непригодными для работы с машиной: «Он утверждал, что изобрел свой аппарат для чего-то более серьезного... на благо человечества, и что управлять им должен только он сам или избранный им человек». К сожалению, тот, кто однажды завладел пультом дистанционного управления, легко не сдается, о чем знают все любители изобретения под названием «телевизор». Политики единогласно отправили Рыбака в тюрьму, следуя провозглашенному ими принципу: «Кто достоин государства, должен заранее знать, что окажется в тюрьме!» Однако однажды что-то в окружении «механического избранника» начало идти не так, как следует. Во-первых, появились проблемы с обслуживанием: двое наемных слесарей не только пьют на работе, но и грабят Его Величество. Их добычей — кроме драгоценных орденов, которые они, вероятно, пропивают в близлежащих барах, — становится еще и смазочное масло, из-за чего монарху становится трудно (несмазанное горло) произносить речи. Затем отношения внутри правящей клики начинают портиться, и всё из-за Хлои, благосклонности которой добиваются лидеры всех партий. Такой поворот событий расстроил бы кого угодно, даже честную машину. Поэтому Никодим I обретает сознание и решает действовать без дистанционного управления. Он возбуждает страх у власть имущих тем, что внезапно высказывается по своей воле и говорит: «Надоело мне это, идиоты, я отправляю вас в отставку, жулики, и беру на себя государственное управление». К сожалению, неизвестно, чем закончился скандал, пьеса так и не была опубликована целиком в книжном виде, а текст, предназначенный для театра, утерян, за исключением фрагментов, напечатанных в «Литературных новостях» (1930, “Wiadomości Literackie”, 41, s.1).

(P.S. Эти фрагменты были перепечатаны в антологии “Niezwykły kryształ/Необычный кристалл” в 1986 году.

Полный текст пьесы был найден Мартой Фик в начале 1990-х годов в Силезской библиотеке в Катовице [Biblioteka Śląska, Katowice] среди львовских книг, журналов и документов, переданных советской стороной Польше на волне «перестройки». По этой найденной пьесе был поставлен варшавском театром “Teatr na Woli” одноименный спектакль, премьера которого состоялась 28 мая 1991. W.)

9. В рубрике “Publicystyka” размещена первая часть очередной статьи Агнешки Хаски/Agnieszka Haska и Ежи Стаховича/Jerzy Stachowicz из цикла «Из чулана», которая носит название:

Более двухсот лет назад люди начали мечтать о машинах, которые не только ходят, танцуют, играют на музыкальных инструментах и поют, но прежде всего думают. Началась эра механических кукол – от клюющей зерно утки до курильщиков сигар и электрических собак – пока в 1920-х годах их не заменили роботы.

В 1774 году швейцарский часовщик Пьер Жаке-Дро (Pierre Jaquet-Droz) представил на обозрение публике очередной из серии сконструированных им автоматов… Писца (Писателя).

Состоящий из шести тысяч деталей, снабженный гусиным пером и чернилами, Писец был способен написать длинное предложение из сорока знаков. Одним из таких предложений была цитата из Картезия (Рене Декарта) «Cogito ergo sum» («Я мыслю, следовательно существую»). В других случаях автомат позволял себе сомневаться и писал фразу «Я не думаю... значит, не существую?» Авторефлексия была как нельзя более оправданной – мечты о мыслящих машинах только начинали появляться в снах массового воображения. Оставалось лишь таковые построить.

Утка против шахматиста

Мода XVIII века на механические игрушки была инициирована сыном перчаточника из Гренобля Жаком де Вокансоном (Jacques de Vaucanson), названным Вольтером «новым Прометеем».

Вокансон, ученик иезуитов и послушником Ордена монахов-минимитов в Лионе, совмещал духовные интересы с изучением различных механизмов и анатомии. Одной из первых его автоматов был слуга, разносивший блюда на обеде во время визита одного из руководителей ордена. Однако автомат не понравился знатному гостю, который обвинил Вокансона в «нечестивости» и приказал разрушить его мастерскую и машины. К счастью для изобретателя как раз в это время начиналась эпоха разума. Вокансон отправился в Париж, где познакомился с энциклопедическими и философскими сливками общества, живо интересовавшимся его творчеством. В 1738 году он представил Французской академии наук первый из серии автоматов -- Крысолова (Флейтиста) в натуральную величину, который мог наигрывать двенадцать мелодий. Механический Флейтист имел огромный успех, несмотря на довольно дорогие входные билеты (три ливра, недельная зарплата среднего рабочего того времени) и различные ограничения — Крысолова могли осматривать одновременно не более десяти посетителей, которым работу автомата демонстрировал лично конструктор.

Вскоре к Крысолову присоединились Тамбуринист (Барабанщик) и самый известный из механизмов Вокансона – Утка с каучуково-механическими внутренностями, которая могла клевать зерно, испражняться и крякать.

Правда, испражнение не было результатом переваривания зерен автоматом, как утверждал конструктор – но фальшивое гуано из зеленого хлеба приводило в восторг людей того времени, в том числе короля Людовика XV.

Несмотря на успехи, Вокансон продал свои автоматы и сосредоточился на совершенствовании станков и агрегатов ткацкой промышленности. Эстафету «нового Прометея» и мечты о мыслящих машинах перенял у него Вольфганг фон Кемпелен,

который в 1770 году, для развлечения и к удовольствию императрицы Марии Терезии, сконструировал автоматического шахматиста. Этот шахматист, названный из-за своего восточного одеяния и тюрбана Турком, держал в левой руке длинную трубку, а правой -- передвигал фигуры на шахматной доске, лежащей на столе.

И играл он так же умело, как Дип Блю: во время последующих турне по Европе он без малейших усилий обыгрывал коронованных особ, в том числе Екатерину Великую и Наполеона, а также самого известного шахматиста того времени Франсуа Андре Даникана Филидора.

Разумеется, в салонах сразу же начали обсуждать, подделка ли автомат или нет и не вселился ли в него демон. Философы и журналисты напечатали многочисленные брошюры о душе машин, а литераторы, например Э.Т.А. Гофман -- рассказы, вдохновленные Турком. Чтобы развеять любые сомнения, фон Кемпелен показал внутренности машины, полные странных шнурков и механизмов.

После смерти конструктора в 1804 году Турка унаследовал немецкий пианист Иоганн Непомук Мельцель, известный музыкантам как изобретатель метронома,

который внес несколько усовершенствований; среди прочего автомат начал произносить отдельные слова на шахматном сленге. Когда Мельцель отправился в путешествие по Соединенным Штатам, он повез с собой и своего автоматического протеже. И там игра в шахматы с автоматом также вызвала большой интерес у зрителей и журналистов, в том числе у Эдгара Алана По. Впрочем, Мельцеля всегда подозревали в мошенничестве. Афера вышла на явь в 1826 году, когда два мальчика в Балтиморе, глядя в окно офиса, где выставлялся турок, заметили мужчину, выходящего из-за стола с шахматной доской. Оказалось, что Турком на самом деле управлял выдающийся шахматный игрок, а хитроумный механизм из шнурков и магнитов, прикрепленных к шахматным фигурам, свеча и запасная мини-шахматная доска позволяли ему следить за игрой.

Однако даже после разоблачения автоматический шахматист обзавелся несколькими легендами. По одной из них его использовали для переправки через границу польского инвалида времен Наполеоновских войн, который затем отблагодарил за это владельца автомата блестящей шахматной игрой.

Говорящие куклы

Судьба Турка оказалась незавидной: проданный музею в Филадельфии, он сгорел во время пожара в 1854 году. Однако автоматы уже успели полностью захватить массовое воображение, играя на различных инструментах, рисуя и беспощадно обыгрывая зрителя в карты. Одними из самых известных машин того времени были автоматы, сконструированные в 1870-х годах Найджелом Маскелайном (Nigel Maskelyne), представителем знаменитой британской семьи фокусников.

Автомат Психо, одетый по образцу Турка в восточный костюм, играл в вист, угадывал слова и курил сигареты.

Другой автомат по немудреной кличке Она включился в эволюционную дискуссию о душе машин, рисуя портреты Чарльза Дарвина.

Еще один известный иллюзионист того времени, Жан Эжен Робер-Уден (Jean Eugene Robert-Houdin), также использовал во время своих представлений самые разные автоматы.

Что касается литературы, умы молодежи были очарованы приключениями изобретателя Фрэнка Рида и его паровых автоматов, описания которых издавались с 1876 года.

Тем временем автоматы начали неплохо говорить – благодаря Томасу Эдисону и его говорящей кукле, первые версии которой были созданы в 1877 году, а с 1890 года начали завоевывать рынок игрушек.

Кукла размером около 55 сантиметров имела внутри металлического корпуса небольшой фонограф, который, заводясь, проигрывал детские потешки. Фабрика Эдисона производила пятьсот кукол в день, они стоили целое состояние, 20–-25 долларов в одетой версии (эквивалент двухнедельной зарплаты), но за 10 долларов можно было купить голую версию.

Благодаря куколкам Эдисона на сцену вышли женщины-андроиды. Говорящая прото-Барби вдохновила Огюста Вилье де Лиль-Адама (Auguste Villiers de l’Isle-Adam), который в своем романе «Ева завтрашнего дня», опубликованном в 1886 году, выдвинул идею магнитоэлектрической идеальной Хадали, которая способна одарить человека истинным счастьем.

Однако самому Эдисону куклы счастья не принесли -- механизм довольно быстро ломался и не подлежал рекламациям, а продажи не были впечатляющими, поэтому в конце 1891 года производство кукол было прекращено. И хотя публика время от времени с энтузиазмом приветствовала ходячих курильщиков сигар с паровым приводом (1893) или электрических собак (1912), приближалась эра роботов.

«Альфа» и «Электро»

В 1934 году журнал “Time” опубликовал восторженную статью, описывающая визит британского робота Альфа в США. Робот, опрошенный во время выступления своего импресарио, профессора Майя, отвечал на вопросы, касающиеся номера столетия, дней недели, своего веса, а также флиртовал, курил сигареты, стрелял из пистолета и вскидывал правую руку в «мощном нацистском приветствии». Первая версия Альфы была показана в 1932 году на Лондонской радиовыставке под названием Роботер. Скорее всего, однако, это был очередной блеф в истории роботехники, и Альфой управлял тщательно скрытый, но совершенно не искусственный человек.

Тем не менее, в тридцатых годах газеты соревновались в описании светлого будущего с роботами в главной роли. Помимо роботов-солдат, стреляющих из винтовок, и гигантских роботов, вгоняющих врагов ударами кулаков в землю, авторы статей возвращались к первым автоматам Вокансона, рисуя в живом воображении роботов-официантов, подающих еду в ресторанах. Уделялось внимание также темной стороне робототехники. В 1932 году провинциальная газета Луизианы описала случай с радиоуправляемым автоматом, подстрелившим своего конструктора. Последний позже заявил: «Я всегда знал, что однажды он выступит против меня». Кульминацией этой робото-моды стало создание в 1937 году робота Электро, который стал звездой Всемирной выставке в Нью-Йорке в 1939 году. Электро построила американская компания «Westinghouse».

Высотой почти два с половиной метра, он был покрыт золотой краской. Управлялся Электро с помощью телефонного кабеля и команд, транслировавшихся в эбонитовый наушник. Робот ходил (правда, с трудом и со слышимым гулом), разговаривал (по-видимому, у него был словарный запас объемом около семисот слов, что позволяло ему отпускать небольшие шутки), поднимал руки и, конечно же, курил. В 1940 году для него был создан некурящий компаньон, пес Спарко, который, по рассказам, приветствовал гостей, кусая их за ноги.

Легенда гласит, что Спарко кончил плохо — накануне открытия выставки он решил укусить проезжающую машину и был ею сбит. К счастью, удалось его заменили другой моделью.

***

Конечно, автоматы и роботы вдохновляли и польских довоенных мечтателей, которым из-за отсутствия материальной базы приходилось довольствоваться созданием удивительных машин лишь самым дешевым -- литературным способом. Подробнее об этом читайте в следующем выпуске.

15. Очередная статья Агнешки Хаски и Ежи Стаховича о ретрофантастике из цикла «Из чулана» носит название:

Фантастические романы прежних лет не выдержали испытания временем по многим причинам. Кроме устаревания затрагиваемых тем, в большинстве случаев причина была прозаической, а точнее, графоманской. Однако в пантеоне довоенных польских писателей-фантастов был один автор, обреченный на забвение по причинам не столько литературным, сколько идеологическим. Речь идет о докторе Феликсе Бурдецком/Feliks Burdecki, писателе романов и рассказов, редакторе, публицисте и популяризаторе науки, ныне известном главным образом как «жалкий слуга в своре Франко и Геббельса», а ранее бывшим одним из самых активных редакторов рептильной прессы во времена оккупации.

Передвижное земное основание

Феликс Бурдецкий родился в 1904 году; он окончил факультет математики и естественных наук в Познани, а в 1927 году получил докторскую степень на электротехническом факультете Варшавского технологического университета. Он публиковался с конца 1920-х годов и был прежде всего популяризатором науки и, вероятно, одним из лучших в этой области. В своей журналистской работе по усилению тяги к знаниям среди граждан Второй Жечи Посполитой он занимал весьма важное место, не уступая его даже такому старому зубру, как Бруно Винавер. Бурдецкий публиковался в таких популярных периодических изданиях, как “Tygodnik Illustrowany”,

“Naokolo świata”,

“Kurjer Poranny”

и “Wiadomości Literackie”.

Кроме того, он издавал множество научно-популярных книг, предназначенных в первую очередь для молодых (но не только для молодых) читателей. Тематический диапазон Бурдецкого был весьма широк: от исторической монографии «Техника и промышленность в старой Польше»,

через очерки «Жизнь машин»

до актуальных и до сих пор пышущих неосознанным еще ужасом произведений типа «Борьба за атом» и «Планетарные миры».

Обычно это были не очень толстые, но содержавшие большое количество иллюстраций и схем книги. Писатель определенно не любил обыденное, ибо большинство его текстов сообщало о том, что происходит над Землей. То есть в его творческом багаже состояли «Польское небо», «Полет в стратосфере»,

еще более дальние «Межпланетные путешествия» с особым упором на «Тайны Марса».

Однако наибольшая изобретательность писателя в придумывании названий проявилась в издании книги с очень коротким и ясным заглавием «Освоение материи, или Книга о достижениях польской науки в области химии и физики, астрономии и геофизики, о польских изобретателях и инженерах, а также первопроходцах польской авиации» (на первопроходцев морского судоходства и автомобилестроения не хватило, наверное, места).

Одной из самых интересных книг Бурдецкого были упомянутые выше «Межпланетные путешествия» — научно-популярное исследование и обсуждение возможностей таких путешествий, изданное в 1929 году.

Бурдецкий, будучи энтузиастом науки, считал, конечно, что покорение далеких миров не за горами, поэтому предпослал книге позитивное, даже позитивистское предисловие-манифест: «Мы живем в новую эпоху. Если до сих пор мечты, фантастические представления и смелые взлеты над обыденной действительностью наших дел и поступков принадлежали поэтам, то сегодня именно те люди, которые овладели сухими рационалистическими знаниями (…) именно они держат в могучих ладонях бескрайнее царство грез и фантазий». А далее еще более патетично: «Сегодня, в сиянии новой эпохи, начинает вырисовываться юное тело рожденной недавно идеи полета в бескрайнее пространство Вселенной – и завтра свершится богатырский подвиг новых Икаров человечества». При такой склонности к пафосу неудивительно последующее приязненное отношение автора к некой определенной тоталитарной системе. К сожалению, дальше больше прозы – Бурдецкий описывает строение Солнечной системы, начиная с «предместья нашей Земли», т. е. Луны, а затем эволюцию транспортных средств с древнейших времен до XX века. И лишь в третьей главе появляется долгожданный герой – космическая ракета. Глава полнится диаграммами, графиками и формулами, с помощью которых вычисляется сила тяги, необходимая для достижения тех или иных космических скоростей. Бурдецкий даже задается вопросом о влиянии внеземных путешествий на организм и психику человека. Выводы, к которым приходит этот яростный технофил, очевидны: «Человеческий гений всегда сможет справиться там, где удастся использовать соответствующие технические устройства». В свою очередь, в «Жизни машин» (1934) Бурдецкий продемонстрировал несколько более реалистический подход к теме, написав, среди прочего, что «ошибкой было бы считать, что каждый изобретатель может рассчитывать на большие прибыли от своей работы».

Однако в завершении книги, где речь идет о машинах будущего, вновь звучит фантастика – по его словам, в конце XX века вулканические электростанции и солнечные двигатели войдут в повсеместный обиход, «и перед нами открываются перспективы сотен тысяч истории свободного и культурного человека, вместо которого будут работать металлические рабы-машины!»

Духовный телевизионный душ

Бурдецкий не обладал красноречием и высокоразвитым чувством юмора Винавера. Его научно-популярные тексты хоть и доступно объясняют различные физические проблемы, но, к сожалению, весьма скучны: в них слишком мало занимательных историй и слишком много формул. Тем же недостатком обладали и научно-фантастические художественные произведения Бурдецкого, построенные по образцу рассказов о чудесном изобретении или популяризующие уже существующие, но мало известные в Польше устройства. Примером может служить повесть «Спасительный телевизор» (“Zbawczy telewizor”, 1936), действие которого происходит в недалеком будущем, где герой вспоминает свое первое знакомство с телевизором в конце 1930-х годов.

«Происходящее превосходило возможности моего детского ума. В маленьком окошке я отчетливо увидел маленьких девочку и мальчика. Они красиво танцевали (...) сначала я подумал, что это такая заводная игрушка, стоит там что-то подкрутить и я вновь увижу все так же этих танцующих детей». Проходит около десятка лет, и уже взрослый герой отправляется на подводной лодке «Плутон» в полярную экспедицию, которая заканчивается катастрофой, и лодка застревает в ледяной трещине. К счастью, люди спасаются на льду. «Где ж тут телевизор?» -- спросит читатель? Есть таковой – Бурдецкий сунул телевизор в багаж потерпевших кораблекрушение, они мерзнут и смотрят прямые репортажи о подготовке спасательной экспедиции и это придает им сил! «Какое великое изобретение — телевизор! Телестанция в Порт-Симпсоне показала нам дирижабль, который собирался прийти нам на помощь. Это зрелище придало нам сил и бодрости». Повесть заканчивается спасением экипажа, а главный герой в конце говорит: «Не знаю, что бы случилось, если бы у нас не было телевизора».

Подобная идея проявляется в рассказе «В плену у морских чудовищ» (“W niewoli u bestyj morskich”,1934), напечатанном во втором номере журнала «Przygody I Podróże: Tygodnik dla mlodzieźy/Приключения и путешествия: еженедельник для молодежи» (ведущим автором этого журнала был, впрочем, Бурдецкий).

Здесь также сюжет является вспомогательным средством в прославлении науки, особенно польской науки. Герои — члены экипажа ультрасовременного батискафа “Hades” («Аид»), переживающие довольно-таки захватывающие приключения в путешествии ко дну Атлантики. Действие происходит в 1954 году, а «Аид» — «настоящее чудо техники из бериллиевого сплава. Этот сплав даже более устойчив к давлению, чем сталь, это новейшее польское изобретение». Экспедиция международная, можно сказать, прибалтийская, потому что кроме поляков в нем участвует эстонец Бирнбаум, говорящий по-польски со своеобразным акцентом, подобно Кали у Сенкевича: «“Аид” сделает в глубину. Мы откроем дно океана и там водрузим польский и эстонский флаги! Гип, гип, ура!» Подводные путешественники совершают чудесное погружение, но, конечно же, океанские глубины скрывают проблемы в виде подводной цивилизации чудовищных осьминогов, плавающих на спинах огромных рыб. «Они подчинили себе этих огромных рыб и на их спинах внедряют свои планы в жизнь. Таким образом они легко решают задачу, подобную нашей задаче воздушного полета». Конечно, подводные наездники не являются сторонниками межвидового мира и быстро дотягиваются своими щупальцами до «Аида». Путешественники опускаются на дно океана и их вместе с батискафом затаскивают в столицу осьминогов: «пещера была очень большой и, должно быть, имела размеры не менее трех километров в длину. Ее внутренняя часть представляла собой огромное помещение величиной с кафедральный собор, на стенах которого наши путешественники с удивлением заметили высеченные в скале изображения осьминогов (...) заднюю стену занимала колоссальная скульптура чудовищного осьминога высотой в несколько десятков метров. -- Это какое-то подводное общество! Подводная республика!» К сожалению, вместо того, чтобы исследовать тайны сей новооткрытой цивилизации, герои всплывают при первой же возможности, потому что боятся, что их батискаф принесут в жертву подводным богам.

В свою очередь, в повести «Ракетой на Меркурий» (“Raketą na Merkury”, 1934), трое поляков сталкиваются с более дружелюбной неизвестной цивилизацией динамомашин: «высотой около метра, [это существо] напоминало колпак, оснащенный снизу доброй сотней клубящихся ног, похожих на змеи. С боков, вдоль стенок колпака, спадали длинные конечности, оканчивающиеся чем-то похожим на человеческие ладони. В верхней части колпака имелось большое отверстие, возможно ротовая полость».

Динамомашины оказываются «радиосуществами», их змеиные ноги — радиоантеннами, излучающими волны, используемые для связи. Пищей этим «радиосуществам» служит некое вещество, добываемое из меркурианских скал, а на планете они построили довольно большой мегаполис с «подмеркурийной» железной дорогой и станциями («время от времени подъезжали и отъезжали небольшие тележки электропоездов, и толпы радиосуществ сновали по перронам»). Однако радиосущества оказываются слишком уж радушными и хотят удержать людей при себе, поэтому астронавты оглушают их и улетают.

Иногда в произведениях Бурдецкого чудесное изобретение становится причиной катастрофы: в рассказе «Профессор Миллион Атмосфер» (“Profesor Miljon atmosfer”, 1937) главный герой, профессор Ульпиньский, хочет построить шахту глубиной 300 километров, чтобы «использовать внутриземные силы в промышленных целях на благо всего человечества».

Коллеги не оставляют сухой нити на его идее, обзывая его диверсантом, разрушителем и врагом польского народа; однако неустрашимый Ульпиньский начинает бурение на восточных окраинах. Когда скважина достигает глубины 200 километров, происходит взрыв и разражается всеобщая катастрофа, в которой профессор погибает; к счастью, его сотрудник спасает человечество от вымирания, включив в последний момент специальный «амортизатор».

Бесцветное убожество

В начале оккупации Бурдецкий регистрируется как литератор и начинает сотрудничать с официальной прессой Генерал-губернаторства. Вскоре он становится руководителем издательства “Ster”, выпускавшего книги и журналы для детей и юношества: “Ster” для подростков и “Mały Ster” для детей младшего возраста. Сам он публикуется мало, в том числе печатает «Путь к универсальному идеалу труда» (“Droga do powszechnego idealu pracy”), где он утверждает, что гитлеризм — это вершина мечтаний рабочих (sic!). Однако он не бросает фантастики; в 1940 году публикует в «Стере» сценарий радиоспектакля под названием «Пан Твардовский отправляется на Луну» (“Pan Twardowski jedzie na księżyc”), где потомок его милости пана Твардовского хочет пойти по стопам своего предка. Поскольку магические заклинания не срабатывают, он навещает профессора Ракетовского, который вместе с инженером Монтальским конструирует и строит ракету. Лунные пилоты отправляются в путешествие; Твардовский немного шокирован пребыванием в космосе, особенно невесомостью («Да ты, сударь, никак черной магией занимаешься! Аааа! Оооо! Что случилось? Я лечу! Я падаю! Помогите!»), и Ракетовский торжествует: «Чего не смогли сделать заклинания твоего предка, то свершило неустанное развитие науки и техники». Однако польское подполье интересовало не то, что издавалось, а то, где издавалось; в соответствии с кодексом гражданской морали сотрудничество с оккупантом было предательством. Бурдецкий, вероятно, отдавал себе отчет в этом, поскольку перед окончанием войны исчез. Заочно приговорённый к пожизненному заключению в Польше, он, судя по сообщениям, умер в Южно-Африканской Республике в начале 1990-х годов.